Волжская экспедиция Института археологии РАН совместно с экспедицией Нижегородского музея-заповедника в полевом сезоне 2024 г. продолжили раскопки 2-го Звягинского могильника муромы, расположенного в правобережье Оки на территории Нижегородской области. Целью работ стало определение границ территории могильника и исследование его наиболее поздних захоронений, которые по результатам прошлого года были датированы первой половиной X в. Хорошо датированные материалы этого времени в правобережной части расселения муромы были выявлены впервые и имеют важное значения для решения вопросов, связанных с ранним периодом включения данных территорий в сферу влияния древнерусского государства.

Раскоп 2024 г., вид сверху

На площади 387 кв. м удалось найти 17 погребений, девять из которых были ограблены современными кладоискателями. Научная информация об этих погребениях практически полностью утрачена. Единственное что удалось в них зафиксировать – это особенности погребальных конструкций, которые впервые были задокументированы в погребениях муромы при исследовании могильника в прошлом году. Следы данных конструкций читались в заполнении могильных ям в виде вертикальных полос и на дне захоронений как заглубленные по периметру полукруглые в сечении канавки, крестообразно пересекающиеся в углах. Заполнение этих канавок представляет собой белесый грунт, который в отдельных погребениях кроме канавок был зафиксирован и в плане над костяком и вещами. Вероятно, погребённые помещались в деревянную конструкцию по типу сруба из тонких слег и покрывались берестой. Подобные конструкции зафиксированы в 11 могильных ямах.

Следы выбранных погребальных конструкций, погребение № 22.

Следы погребальной конструкции на дне могильной ямы. погребение № 22.

На исследованном участке погребения располагались редко: на одно захоронение приходится 23 кв. м площади.  Два захоронения продолжают ряд, исследованный в 2023 г., остальные группируются по 2–3 погребения, между которыми фиксируются пустые участки. Вероятно, нами исследованы захоронения семейных групп, но в силу того, что большинство погребений ограблено, какие-то более определенные выводы делать затруднительно.

Те немногие захоронения, оказавшиеся нетронутыми грабителями, демонстрируют высокий научный потенциал, которым обладает памятник, в том числе, и для решения проблемы исчезновения летописной муромы в начале II тысячелетия н.э. с исторической карты Восточной Европы.

Нетронутыми грабителями оказались только 8 захоронений, из которых четыре детских, два женских, одно мужское и одно парное. Мужское погребение содержало комплекс предметов, соотносимых с исследованными ранее на могильнике погребениями начала Х века: наконечник стрелы, нож, кресало, оселок, поясной набор с железными накладками и бронзовой пряжкой, из украшений – два узкомассивных бронзовых браслета. Справа от погребенного в области таза в дно могильной ямы был воткнут топор, слева найден дирхем, который, вероятно, находился в кошельке вместе с кресалом и оселком. На кресале прослежены следы ожелезненной тисненой кожи и нити текстиля.

Топор, воткнутый в дно мужского погребения № 28.

Дирхем и фрагмент кресала из мужского погребения № 28

Дирхем с пробитым отверстием (по определению А.А. Гомзина – это Саманиды, Наср б. Ахмад, Андараба. 912/913 г.) был найден в области шеи детского погребения. Еще одна монета с отверстием была обнаружена в грабленом взрослом захоронении, где также находился бисер и два серебряных перстневидных височных кольца.

Женское погребение № 14

Женское ожерелье in situ из погребения № 14

Византийская бусина из женского погребения № 14

Особенно интересным в этом сезоне стало женское погребение 14, в котором было расчищено ожерелье из красно-коричневых призматических и темно-синих ягодовидных бус. Темно-синие навитые ягодовидные бусы византийского происхождения получили широкое распространение на Руси в XI в. и вместе с красно-коричневыми являются хорошим хроноиндикатором этого времени. Ягодовидные бусы перемежались шестью монетовидными привесками из тончайшей серебряной фольги, имитирующими арабские дирхемы. Из такой же тончайшей серебряной фольги были выполнены лунничные височные подвески, которые были найдены вместе с бронзовыми перстневидными кольцами в области висков. На груди найдены две перстневидные привески, на руках – по два пластинчатых браслета, на пальцах левой руки бронзовый спиральный перстень и серебряный перстень с завязанными концами, на правой еще один серебряный. В области ног украшения обуви – серебряные пронизки и две бронзовые очковидные привески. Справа в ногах развал глиняного сосуда, а слева – нож и шиферное пряслице.

Денарии в детском погребении № 20 in situ

Еще более неожиданными стали находки в детском погребении 20, которое располагалось вплотную к вышеописанному женскому захоронению и явно было связано с ним. В могильной яме овальной формы размерами 90х50 см сохранилось только несколько молочных зубов, позволивших установить возраст погребенного от 6 месяцев до года (определение А.М. Юдиной). В северной части погребения справа зафиксированы следы круглой застежки из оловянистого сплава, а слева связанные вместе четыре крестопрорезных бубенчика. Южнее зубов найдено 3 западноевропейских денария. Два из них имели по одному отверстию, а у третьего пробито по кругу 10 отверстий, в которые были вдеты проволочные колечки. Монеты, вероятно, входили в состав ожерелья вместе с расчищенной рядом с ними низкой бисера.

Слева – гончарный сосуд из погребения № 18. Справа – лепной сосуд из погребения № 27

Датировка одной из монет, отчеканенной на территории Священной Римской империи (Бавария, Регенсбург) при короле Генрихе III в 1039–1042 гг. (определение Е.М. Ушанкова) позволяет отнести это захоронение к середине XI в.

Планиграфическое расположение этих двух погребений говорит о том, что между их захоронением прошел короткий промежуток времени, т.е. они оба могли быть совершены на ранее середины одиннадцатого столетия. Таким образом, эта находка позволяет говорить о присутствии муромы на территории Нижегородского Поочья в середине XI в. и ее активном участии в международной торговле.

Кульминацией открытий на памятнике стали два глиняных сосуда, свидетельствующих о прямых и тесных контактах правобережной муромы с древнерусским населением. В разграбленном погребении 18 помимо конькоголового браслета был найден гончарный сосуд с высоким цилиндрическим горлом, имеющий аналогии в материалах северо-западной Руси. А в захоронении женщины-литейщицы – лепной горшок, выполненный в финской традиции, но воспроизводивший формы и линейно-волнистый орнамент древнерусского гончарного сосуда. Обе находки подтверждают наличие контактов между древнерусским населением и муромой, которые проявились в том числе и в местном гончарном производстве.

Слева – височное кольцо из женского погребения №27. Справа – витой браслет из женского погребения №27

Находки настоящего полевого сезона на 2-м Звягинском могильнике погребений с монетами, импортных для муромы предметов – бус, шиферных пряслиц, новых форм сосудов, все это свидетельствует о том, что в X–XI вв. в правобережье Оки протекали процессы, схожие с теми, что фиксируются на левом берегу. Ока, являясь транснациональной магистралью и широкой контактной зоной способствовала изменениям в муромском обществе, которые отражались в трансформации материальной культуры. Уникальность данных находок заключается в том, что в отличии от Левобережного Поочья, где известны древнерусские памятники XI в. и прослеживается взаимодействие славянского и финского населения на протяжении двух столетий, на территории Правобережного Поочья древнерусских поселений этого времени до настоящего времени не известно и муромские материалы XI здесь также были выявлены впервые.

Разбор детского погребения № 20

Таким образом, 2-й Звягинский могильник несмотря на то, что ему принесен значительный урон современными грабительскими раскопками, открывает нам «загадочную судьбу» правобережной муромы. Его исследования позволяют приблизиться к решению загадки исчезновения одного из финских племен в Нижегородском Поочье в средние века, что это вызвано не только ассимиляцией муромы древнерусским населением, что хорошо документировано материалами левобережного Поочья, но и какими-то иными процессами, которые предстоит еще определить.

Текст: О.В. Зеленцова, А.А. Швецова, С.И. Милованов